![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Словарные слова
Вплотную к теме юмора, о чем мы говорили не так давно, примыкает еще одна тема, которая русскому читателю не то, чтобы чужда, но несколько параллельна. Эта тема - длинные слова. Образованный носитель английского отличается от малообразованного и вовсе необразованного тем, что знает много умных, ученых, в первую очередь заимствованных слов. Ведь исконно-английские слова и слова, заимствованные в древности, до норманнского завоевания - они маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые. Односложные, двусложные, реже трехсложные. Их любой дурак знает. То ли дело - слова, заимствованные из французского, или из латыни, или из латыни через французский, или из греческого! Они длинные, страшные, неудобопроизносимые, с неочевидной фонетикой (вот вы бы догадались, что в слове "pneumonia" p - немое, не произносится? Если в русском человек, которое умное слово читал, но никогда не слышал, определяется по ударениям, то в английском - по тому, что он просто не знает, как оно читается) , с непривычным склонением. (Английский не мелочится: заимствовать слово из латыни или греческого - так вместе с парадигмой! Именно этому мы обязаны толкиновскими "Noldor" и "Valar": если для английского нормально cactus - cacti или stratum - strata, то съедят и Vanya - Vanyar; а у русского от такого мозги закипают, мы-то так не заимствуем!) Употребил такое слово (главное, правильно его произнести!) - и сразу видно, что ты человек ученый.
Не то, чтобы русскому языку эта тема чужда вовсе. Вспомним хотя бы шолоховского деда Щукаря, который обзывает свою старуху "астролябией" и "апробацией". Или кассилевского Оську, который длинные слова вечно путает. Но вообще встречается она нечасто. Гораздо реже, чем в англоязычной литературе. В англоязычной детской литературе, в детском юморе она попадается просто сплошь и рядом. Причем у персонажей, от которых этого совершенно не ожидаешь. То есть дети или даже подростки лет тринадцати-шестнадцати говорят-говорят нормально (и ты спокойно их переводишь, используя достаточно длинные и заумные слова, потому что дети явно нормально развитые и обсуждают они, в общем-то, не самые примитивные вещи), а потом внезапно хлоп - и упираются в какое-то "незнакомое слово". И то они неправильно его понимают, то один другому объясняет, что это значит... Самое противное, конечно, когда называемый предмет важен по сюжету, и ничем другим его не заменишь, а по-русски он называется самым что ни на есть понятным русским словом, которого не знать может разве что слабоумный детсадовец - не слабоумный, если даже и впервые услышит, так поймет, что это такое, по внутренней форме. И, опять же, русскоязычные дети в такой ситуации чаще упрутся во что-нибудь диалектное или устаревшее. "Парубок" какой-нибудь, или "бунчук", или "летописцы", или "сиволапый", как тот же Оська у Кассиля. Да и не дети тоже: взять хотя бы пресловутый "чапельник" из "Дня выборов" (я, например, этой штукой все детство пользовался, но у нас дома она называлась "сковородником"). "Ученые слова" в нашем словаре не самые сложные: часть терминологии переведена на удобопонятный русский, часть - церковнославянская, то есть все равно интуитивно понятная, а самая сложная специальная терминология детям нужна бывает редко, да ее и взрослые не особо-то знают, знание таких слов - уже не признак просто образованного человека, а признак специалиста.
И эта тема, постоянно всплывающая в детских книжках - явно вершина айсберга, целиком видимого только тем, кто сам учился, например, в американской школе. Скажем, у нас тоже было такое понятие, как "словарные слова", но оно осталось где-то там, в глубинах начальной школы: это были слова, правописание которых не подчинялось известным правилам и его нельзя было проверить, скажем, однокоренным словом. Их надо было заучивать наизусть. С американским школьником словарные слова пребывают, очевидно, как минимум до конца средней школы. То есть вот у меня сейчас героиня, шестиклассница, вспоминает "a vocabulary word that she had recently learned in Mrs. Aickman’s class...: "oppressive", "гнетущий" (причем по-русски это слово хотя и книжное, однако смысл угадать все-таки можно, а по-английски это как раз латинское заимствование, и его надо знать). То есть шестиклассники на уроке словесности не только читают классику и пишут эссе, но и заучивают словарные слова. Или вот героиня двумя страницами дальше рассматривает план старинного дома: "Most rooms hadn’t changed much since then — KITCHEN, BEDROOM, etc. — but there were also a few that Cordelia had never heard of, such as the ANTECHAMBER." То есть она не просто никогда прихожей не видела, но и слова такого не слышала. И эти словарные слова не просто заучиваются наизусть - там еще и соревнования регулярно устраиваются, кто больше знает таких длинных слов, "словарные диктанты", Spelling Bees. Причем на высоких уровнях этих соревнований слова реально зубодробительные, которые и среди взрослых-то слышал в лучшем случае один из тысячи, а написать их правильно могут разве что составители словаря. ;-) Ну и, соответственно, победители таких соревнований воспринимаются как зубрилки и ботаники, которые способны заучить наизусть даже словарь. Не совсем то, к чему стремится средний американский ребенок - соответственно, и побеждают в таких соревнованиях обычно не потомки первопоселенцев, а индусы.
Не то, чтобы русскому языку эта тема чужда вовсе. Вспомним хотя бы шолоховского деда Щукаря, который обзывает свою старуху "астролябией" и "апробацией". Или кассилевского Оську, который длинные слова вечно путает. Но вообще встречается она нечасто. Гораздо реже, чем в англоязычной литературе. В англоязычной детской литературе, в детском юморе она попадается просто сплошь и рядом. Причем у персонажей, от которых этого совершенно не ожидаешь. То есть дети или даже подростки лет тринадцати-шестнадцати говорят-говорят нормально (и ты спокойно их переводишь, используя достаточно длинные и заумные слова, потому что дети явно нормально развитые и обсуждают они, в общем-то, не самые примитивные вещи), а потом внезапно хлоп - и упираются в какое-то "незнакомое слово". И то они неправильно его понимают, то один другому объясняет, что это значит... Самое противное, конечно, когда называемый предмет важен по сюжету, и ничем другим его не заменишь, а по-русски он называется самым что ни на есть понятным русским словом, которого не знать может разве что слабоумный детсадовец - не слабоумный, если даже и впервые услышит, так поймет, что это такое, по внутренней форме. И, опять же, русскоязычные дети в такой ситуации чаще упрутся во что-нибудь диалектное или устаревшее. "Парубок" какой-нибудь, или "бунчук", или "летописцы", или "сиволапый", как тот же Оська у Кассиля. Да и не дети тоже: взять хотя бы пресловутый "чапельник" из "Дня выборов" (я, например, этой штукой все детство пользовался, но у нас дома она называлась "сковородником"). "Ученые слова" в нашем словаре не самые сложные: часть терминологии переведена на удобопонятный русский, часть - церковнославянская, то есть все равно интуитивно понятная, а самая сложная специальная терминология детям нужна бывает редко, да ее и взрослые не особо-то знают, знание таких слов - уже не признак просто образованного человека, а признак специалиста.
И эта тема, постоянно всплывающая в детских книжках - явно вершина айсберга, целиком видимого только тем, кто сам учился, например, в американской школе. Скажем, у нас тоже было такое понятие, как "словарные слова", но оно осталось где-то там, в глубинах начальной школы: это были слова, правописание которых не подчинялось известным правилам и его нельзя было проверить, скажем, однокоренным словом. Их надо было заучивать наизусть. С американским школьником словарные слова пребывают, очевидно, как минимум до конца средней школы. То есть вот у меня сейчас героиня, шестиклассница, вспоминает "a vocabulary word that she had recently learned in Mrs. Aickman’s class...: "oppressive", "гнетущий" (причем по-русски это слово хотя и книжное, однако смысл угадать все-таки можно, а по-английски это как раз латинское заимствование, и его надо знать). То есть шестиклассники на уроке словесности не только читают классику и пишут эссе, но и заучивают словарные слова. Или вот героиня двумя страницами дальше рассматривает план старинного дома: "Most rooms hadn’t changed much since then — KITCHEN, BEDROOM, etc. — but there were also a few that Cordelia had never heard of, such as the ANTECHAMBER." То есть она не просто никогда прихожей не видела, но и слова такого не слышала. И эти словарные слова не просто заучиваются наизусть - там еще и соревнования регулярно устраиваются, кто больше знает таких длинных слов, "словарные диктанты", Spelling Bees. Причем на высоких уровнях этих соревнований слова реально зубодробительные, которые и среди взрослых-то слышал в лучшем случае один из тысячи, а написать их правильно могут разве что составители словаря. ;-) Ну и, соответственно, победители таких соревнований воспринимаются как зубрилки и ботаники, которые способны заучить наизусть даже словарь. Не совсем то, к чему стремится средний американский ребенок - соответственно, и побеждают в таких соревнованиях обычно не потомки первопоселенцев, а индусы.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Ну, между "здравствуйте" и "здра" есть ещё "здрасте" (или "здрасьте", не уверен, как правильно пишется). Так сказать, компромисс. Хуже другое (пример из реального разговора с американцем про русский язык): "художественная самодеятельность". Если честно, то так не говорят. А как говорят? А не знаю. Я реально не знаю, как в разговорном русском языке выражается это понятие. Ни разу в жизни не выражал его в разговоре, обходился как-то. А вы знаете?
... Эх, Додоша, а ещё математик ...
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
"Общесемитского" произношения аина не существует, так же, как не существует, скажем, общеславянского Л или Ч. Например, в современном иврите оно просто не произносится (מסעדה - мисъада, как Ъ в русском), а исторически там было что-то типа грузинского ყ ([qʼ]), у арабов оно в разных диалектах может произноситься и как [qʼ], и как [ʁ], и опять-таки как Ъ.
no subject
no subject
no subject
no subject
В че'эке, как мне кажется, я произношу что-то другое.
no subject
no subject
Наш лозунг - скорей и короче!
Уже не пристало изящным стихом
Описывать лунные ночи.
Балладу свою начинаю я так:
Лунночь вся была нежистома,
Когда два граждвора украли кухбак,
Презрев недремоко домкома..."
Это из "Дневника Кости Рябцева", повести Н. Огнева про школьную жизнь начала 20-х. Там пытались вводить ускоренный язык, правд, не централизованно, детки сами придумали в свете нвых веяний.