(no subject)

Собака демонстрирует зачатки стратегического мышления. Сижу за столом, ем суп с хлебом. Суп, наверно, вкусный, а уж хлеб-то – у-у! Но я не дам. Проверено. Слышу рядом чавканье. Собака принес с кухни старую губку для посуды и напоказ раздирает ее на куски. Раздирать напоказ – это уже было: вот у меня чего есть, а ты за мной побегай и отними! Но тут миттель послушно отдал губку, и я пошел ее выкидывать. Разумеется, когда я вернулся, собака уже стояла лапами на столе! Двухходовочка: хозяин губку унесет, а я тем временем… Но и я не лыком шит: тарелку и огрызок хлебушка я с собой унес! Так что мне пока хватает мозгов перехитрить девятимесячного миттеля…

Впрочем, я слышал, что собаки по умственному развитию примерно соответствуют ребенку лет трех-четырех. А Эрик Берн пишет, что Взрослый четырехлетнего ребенка настолько хитер и упорен в достижении своих целей, что его можно назвать Профессором. Это цели у него маленькие, а средства – ого-го! Только узость целей и спасает: если задуматься, всегда понятно, чего он добивается.

Огорченный миттель пошел и спер со стола бумажную салфетку. Да и ту я отобрал…

(no subject)

Попытался почитать Мельникова-Печерского. В детстве мне почему-то казалось, что эти черные тома ужасно скучные. Не знаю, почему: Бажов был точно такой же черный и скучный на вид, а я его всего прочел. Теперь выяснил: мне правильно казалось. Не выдержал, бросил, взялся перечитывать «Швейка». Ржу как конь. Местами зачитываю вслух – тогда ржем вместе.

И вот терзают меня смутные сомнения по поводу нового закона, который ограничивает доступ детей к информации не по возрасту. Как-то так у нас вышло, что «Швейк» всегда считался детским чтением. Ну, классика потому что. По крайней мере, я никого не знаю, кто прочел бы «Швейка» первый раз в возрасте старше шестнадцати лет. А ведь там тако-ое… тако-ое… И непристойности. И брань. И насилие «в форме, унижающей человеческое достоинство». И «натуралистическое изображение процесса лишения жизни и нанесения увечий, могущее вызвать страх, ужас или панику». А уж оскорбление чувств верующих!.. пачками просто. Нет, мои лично чувства верующего «Швейк» совершенно никак не оскорбляет. По крайней мере, я полагаю, что существование таких попов, как оберфельдкурат Отто Кац, является куда большим поношением христианству, чем похабная песенка про Марию-деву. Но, в сущности, какой я верующий? А вот тех верующих, которые от ролика «Пусси Райот» три месяца спать не могут, «Швейк» уж наверняка оскорбит до глубины души. Так что нет: если ставить ограничения на чтение, просмотр и прослушивание, то Гашек должен быть в первых рядах изъятых и это… тово… ограниченных. Впрочем, я тут по радио беседу слушал с профессором, преподавателем пединститута – как раз про закон этот новый. Так она… ну, для начала, она сказала, что, КОНЕЧНО ЖЕ, оградить детей от того-сего этот закон никак не поможет, потому что дети первым делом полезут именно туда, где нельзя до шестнадцати (что говорит в лучшую сторону о ней, как о педагоге). Ну, и во-вторых, она сказала, что классики это вроде как не касается. А, во, нашел: «Настоящий Федеральный закон не распространяется на отношения в сфере… оборота информационной продукции, имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества». Хотя тут тоже вопрос, что считать за классику. Если не ограничивать доступ детей к некоторой классике – да хоть к тому же Гашеку или какому-нибудь Эмилю Золя (у Пушкина тоже есть чего почитать 18+, но Пушкина дети и так читать не полезут, спасибо школе), - то ограничивать доступ к современным источникам уже довольно бессмысленно. ;-)

(no subject)

Лукавый Воннегут со своими «гранфаллонами» не договаривает одной очень важной вещи. «Всякие партии, к примеру Дочери американской Революции, Всеобщая электрическая компания и Международный орден холостяков – и любая нация в любом месте в любое время» - пустышка ровно настолько, насколько ты к ней относишься как к пустышке.

Вот для меня, скажем, родственные отношения – чистый гранфаллон. Нет, не непосредственно твоя семья, а всякая там седьмая вода на киселе, кузены-кузины, двоюродные-троюродные, которых ты отродясь не видел – «а ведь они тебе родня!» Но. Для меня это пустышка – а для других нет. Вот есть у меня сводный брат, лет на десять меня старше, познакомились мы, когда мне было уже под двадцать, видимся раз в год, не чаще, и всего-то у нас общего – интерес к фотографии. Но ведь ему не все равно, что я есть! Он же мне звонит – хотя бы на день рождения, - спрашивает, как дела, как мама, не нужно ли чем помочь (благо, он намного богаче меня и возможности имеет). Для меня наше родство – гранфаллон, а для Сашки – вещь вполне реальная и осязаемая.

И если «гранфаллон» заставляет вас заботиться о земляке только потому, что вы родились в одном городе, выделять часть своего заработка на помощь тем, кто говорит с вами на одном языке, или предоставлять ночлег знакомому по, черт его знает, какому-нибудь клубу филателистов – нифига это не гранфаллон. И, если для вас землячество, нация, корпорация - это всё гранфаллоны, вы в один прекрасный день рискуете с изумлением обнаружить, что кто-то готов поделиться с вами последней рубашкой только потому, что вы принадлежите к одному из этих гранфаллонов. А это уж, согласитесь, никак не пустяк.

А так, если подумать, самый большой гранфаллон – это человечество в целом. «Кажущееся единство какой-то группы людей, бессмысленное по самой сути, с точки зрения божьего промысла». Ну, если вы так думаете – то да, конечно. Но я так все же не думаю.