Интернет: культура разглагольствующего большинства

Некоторые отвлеченные соображения о влиянии интернет-общения на язык.

Гуревич в свое время назвал средневековую культуру «культурой безмолвствующего большинства». По аналогии с этим, наше время можно назвать эпохой большинства разглагольствующего. Мы, кажется, еще даже не вполне осознали, насколько сильно все переменилось с появлением интернета. Раньше возможность высказаться письменно и публично была привилегией избранных и требовала определенного образовательного и культурного ценза. Редкие «письма трудящихся» и «отзывы читателей» погоды не делали: они все равно фильтровались и, как минимум, редактировались перед публикацией. Теперь возможность высказаться письменно и быть услышанным имеет абсолютно любой, худо-бедно научившийся писать и имеющий доступ к интернету. Да, разумеется, вес высказываний в интернете не одинаков: какого-нибудь политика или писателя услышат на пару-тройку порядков больше людей, чем Петра Иваныча Бобчинского из Мухосранска. Однако, если Петр Иваныч Бобчинский скажет то, что всех зацепит (насколько разумное или справедливое - другой вопрос), внутри сети его высказывание прозвучит не менее громко, чем голос какого-нибудь Путина или Навального. То есть на данный момент «простой человек» имеет шанс быть услышанным, какого он не имел никогда прежде. Ну и, как минимум, если Петр Иваныч первым оставит коммент к посту Навального, его поневоле прочитают все.

Для меня эта ситуация интересна прежде всего с языковой точки зрения. Это эпоха, когда высказываться письменно принялись люди совершенно не письменные, illiterati в самом что ни на есть исконном смысле этого слова, то есть отроду не писавшие ничего, кроме разве что школьных сочинений, да и тех на двойку. А теперь они пишут, и пишут обильно как по объему высказываний, так и по их общему количеству. ( Read more... )

Однако что мы имеем на самом деле - это непрерывно и бурно идущее размывание границ между письменной и устной нормой. Будь я школьным учителем или просто ревнителем культуры речи, я бы, наверное, сказал, что это ужасно. Но я лингвист и переводчик, и мне интересно. Понятно, что совсем письменная норма не рухнет. Грань между письменным и устным текстом будет всегда. Интересно другое: где она проляжет, когда все устаканится, и какую форму приобретет.

Уже сейчас в письменном тексте стало можно многое, что еще двадцать лет назад выглядело невозможным, неприемлемым, даже непристойным. ( Read more... )

Но в целом - я не думаю, что с языком произойдет что-то катастрофическое. Ну, возможно, станет еще сложнее воспринимать тексты, написанные в доинтернетовские эпохи. Но, думаю, это не настолько серьезное препятствие, как представляется в данный момент. Кому надо, тот воспримет. Ну, а кому не надо, для тех переиздадут «Конька-Горбунка» и Пушкина в новой орфографии. Со смайликами. ;-)

Прокрастинация

А вот, кстати, stelazin про прокрастинацию пишет: http://stelazin.livejournal.com/108533.html, вдруг кому надо и/или интересно. Кстати, я уже говорил, что его вообще стоит читать?

(no subject)

Узнал прекрасное новое английское слово. Виндж, описывая апраханти, собрал воедино все самое кавайное и няшное, что только может быть: у них и крылушки как у бабочек, и сами они пушистенькие, и мордашки у них анимешные, и глазки дивные, и голосочки ангельские... Ну, и желаемого эффекта он добился: контраст вышел жуткий, да. Так вот, описывая их, он говорит: cuddly butterfly. Замечательное слово! To cuddle - это «обнимать, тискать», как ребенок тискает плюшевую игрушку или мать малыша. А cuddly - это тот, кого так и хочется потискать, такой он милый. (Понятно, что словечко скорее женское, так и апраханти мы видим глазами Равны).

Вот теперь думаю, можно ли это слово как-нибудь перевести на русский покороче, чем «тот, кого так и хочется потискать». По-моему, никак. В русском много синонимов для «милый», но, кажется, ни одного, завязанного именно на тактильные ощущения.

(no subject)

Стоит мне немного переутомиться, как мой чертов организм тотчас вспоминает, что он от природы жаворонок. И радостно просыпается на рассвете: в семь, в шесть, в пять утра - пожалуйста! Но зато срубаться начинает часов с девяти вечера.

А тут еще и кот ему принялся помогать. Второй день, как по расписанию, в шесть утра является с воплями. Причем не жрать требует, сволочь такая (насчет пожрать - это к бабушке), а именно любви и ласки, причем желательно - моей. А вслед за котом на диван приходит пес. Потому что сам по себе он бы еще спал и спал, но, раз кот там, значит, и ему надо!

Сегодня с вечера запасусь двумя тапками. Правый - коту, левый - собаке! Или наоборот, как кому повезет.